“Ненавидеть легче тех, кого не знаешь“. Зачем Казахстану инклюзия

Лилия Гайсина Корреспондент

Сгенерированное фото

Многие люди с инвалидностью не выходят из дома, никогда не были в театре или кино, а особенные дети не ходят в школу.

Краткий пересказ текста от Tengri AI Этот текст сгенерирован ИИ

В Казахстане инклюзивное образование развивается, инфраструктура улучшается, но дело не только в ней. Есть невидимые барьеры.
Марал Шешембекова из фонда "Дара" подчёркивает, что сложность заключается в том, как людей с инвалидностью воспринимают в обществе, и что важно менять мышление.
Салтанат Мурзалинова-Яковлева отмечает недостаток практических навыков у педагогов для работы с детьми с инвалидностью и необходимость внедрения профессии тьютора в Национальный классификатор занятости.
Галина Деревенченко указывает на недостаточность инфраструктурных изменений и указывает на значимость не только количественных (сколько пандусов построили), но качественных показателей инклюзивного образования: как школа адаптирована по учеников с особыми образовательными потребностями.
В Казахстане около 70 000 детей с инвалидностью, но только 5 000 заканчивают школу, что связано с нормативными и социальными барьерами.
Юлия Андриященко описывает трудности в обучении своей дочери с кохлеарным имплантом в обычной школе из-за неадаптированной программы и недостатка поддержки.
Инклюзивное образование способствует развитию эмпатии и толерантности в обществе, снижая изоляцию людей с инвалидностью и повышая их участие в общественной жизни.

Десять лет назад, когда Казахстан ратифицировал Конвенцию ООН о правах людей с инвалидностью, в стране бурно начали развивать инклюзивное образование. Школы избавлялись от порогов и устанавливали пандусы, во дворах появилась тактильная плитка. Сейчас теоретически почти каждая школа в Казахстане может принять ребёнка с инвалидностью. Однако на практике это не так. В местных школах всё ещё много невидимых барьеров для детей с инвалидностью, которые как оказалось убрать намного сложнее, чем избавиться от порогов в классах.

Tengrinews.kz запускает серию материалов об инклюзии в Казахстане и в этом, первом материале из цикла, рассказывает, что не так с инклюзивным образованием и почему этот вопрос касается не только семей с особенными детьми, но и всех остальных.

"Однажды во время родительского собрания, классная руководительница сказала, что теперь в нашей школе будут учиться "инклюзивники". Что тут началось… Родители, вроде бы образованные люди, стали ужасно возмущаться. Причём, учительница не пыталась им ничего объяснить, она молча наблюдала. Я думаю, она была с ними согласна", — рассказывает жительница Алматы, чей ребёнок учится в обычной государственной школе.

Увы, эта реальность хорошо известна родителям детей с инвалидностью и активистам из этой сферы. Марал Шешембекова, директор программы "Инклюзия" благотворительного фонда "Дара", вспоминает случай из школьной жизни своей дочери.

"Она тогда училась в классе пятом или шестом, и учительница прямо при всём классе, разговаривая по телефону, кому-то говорила, что у них в школе теперь принимают всех — "и кривых, и косых". Но тогда её одернули сами ученики. Она не извинилась, но уверена, ей было неловко", — рассказывает Шешембекова.

Марал Шешембекова, директор программы "Инклюзия" благотворительного фонда "Дара". Фото предоставлено спикером

Шешембекова признаётся, что сегодняшняя ситуация кардинально отличается от того, что было 10-15 лет тому назад. Но всё равно — отношение общества к этой теме ещё сложное.

"Скажем так: в Казахстане всё ещё идёт систематизация, институализация всего процесса. Но это не та сфера, где достаточно просто принять закон или прописать нормативную базу. Здесь вопрос глубже — он касается изменения мышления всего населения. Возможно, это восприятие изменится с приходом нового поколения, для которого уже не является чем-то удивительным видеть людей с инвалидностью, которые участвуют в жизни. Для них это просто часть общества", — объясняет она.

Директор ОФ "Центр Социальных инклюзивных программ" Салтанат Мурзалинова-Яковлева также указывает на человеческий фактор.

"Как и любому ребёнку, детям с особенностями нужны педагоги и подходящая среда. Под средой мы имеем в виду не только инфраструктуру, но и социум. Не всем детям с РАС (расстройство аутистического спектра — прим. редакции) необходимы тьюторы или комнаты для релаксации — внутри этой категории есть четыре подгруппы, и каждый ребёнок уникален, со своими сильными и слабыми сторонами.

Сейчас не хватает практических навыков и знаний у специалистов, чтобы они перестали бояться работать с такими детьми. Что касается тьюторов — мы на этапе внесения профессии тьюторского сопровождения в Национальный классификатор занятости совместно с Министерством труда и надеемся, что этот вопрос будет решён", — объясняет она.

Справка: Тьютор — это специалист, который сопровождает учащегося в образовательном процессе. Он помогает выстраивать индивидуальные образовательные схемы с учётом интересов, способностей и потребностей учащегося, создавая условия для максимально эффективного освоения знаний и развития навыков. Чаще всего тьюторы сопровождают детей с инвалидностью, с особенными образовательными потребностями. Но не всегда — в некоторых учебных заведениях тьюторы помогают всем студентам с адаптацией.

"Наличие пандуса и кнопки вызова — ещё не показатель"

Система постепенного развития инклюзивного образования в республике прописана в большом документе "Национальный план по обеспечению прав и улучшению качества жизни лиц с инвалидностью в Казахстане". Он был разработан для того, чтобы Казахстан постепенно превращался в страну, которая подходит для жизни людей с инвалидностью. Обязательство создать такую среду Казахстан взял на себя в 2015 году, когда ратифицировал Конвенцию ООН о правах людей с инвалидностью. В соответствии с ней, Казахстан должен переходить от устаревшей медицинской модели инвалидности к социальной.

Справка: Медицинская модель инвалидности рассматривает инвалидность как проблему самого человека, вызванную его физическим, психическим или сенсорным нарушением, которую нужно лечить или исправлять. Социальная модель, наоборот, считает, что инвалидность возникает не из-за особенностей человека, а из-за барьеров в обществе — архитектурных, информационных, институциональных и культурных — и фокусируется на устранении этих барьеров для обеспечения равных возможностей.

В этом году реализация нацплана подходит к концу. И Министерство труда приводит впечатляющие данные:

Если в 2019 году доля школ с условиями для инклюзивного образования составляла 64,9 процента.
То к 2025-му этот показатель вырос до 90 процентов.
Инклюзивным образованием охвачено более 91 тысячи детей с особыми образовательными потребностями (по данным на 2023 год в стране было 109,5 детей с инвалидностью от 0 до 17 лет — прим. редакции).
Только в 2025 году 10 тысяч педагогов по всей стране прошли повышение квалификации и готовы работать в инклюзивной среде.

Эксперт, магистр международного права в области прав человека Галина Деревенченко хоть и соглашается с тем, что в Казахстане в инклюзии действительно многое сделано, но обращает внимание на качество всего процесса.

"Важно понимать: наличие пандуса и кнопки вызова — ещё не показатель. Цифры об открытых кабинетах, ресурсных центрах и подготовленных специалистах не являются показателями. Очень часто именно количественные индикаторы воспринимаются как главные маркеры успеха, тогда как качественные остаются за рамками оценки.

Но насколько родители довольны качеством образования? Насколько легко было записать ребёнка в обычный класс? Есть ли у ребёнка возможность продолжить обучение после 9-го класса?" — задаётся вопросами Деревенченко.

Добавить автора цитаты

Галина Деревенченко

эксперт, магистр международного права в области прав человека

"В результате и ребёнок дикий, и общество дикое"

Несколько недель назад общественница Айгуль Шакибаевой, которая ведёт аккаунт Prava_osobennogo_rebenka в Instagram, сделала пост, который собрал большое количество реакций аудитории. В нём она поделилась такими красноречивыми данными:

В Казахстане проживает 70 000 детей с инвалидностью школьного возраста.
Только 5000 из них заканчивают школу.
А в вузах учится 2500 студентов с особыми образовательными потребностями.

Шакибаева перечисляет целый список причин для такой статистики.

Нормативные барьеры — в Казахстане нет чётких обязательств для школ и вузов по обеспечению разумных условий для обучения, инклюзия остаётся на усмотрение конкретных учреждений.

Формальный подход — система до сих пор действует по медицинской модели инвалидности. Отсутствие индивидуальной поддержки — у детей с инвалидностью нет ассистентов, тьюторов или адаптированных материалов, а индивидуальные планы часто остаются только на бумаге.

Неравномерность и неравенство — наличие педагогов, ассистентов зависит от бюджетов акиматов.

Стереотипы — даже педагоги считают, что детям с инвалидностью не нужно высшее образование.

В комментариях под этим постом родители детей с инвалидностью описывали свои проблемы:

"Готова рассыпаться в благодарностях перед вами за такой пост! Это не только статистика, которая подтверждает правду, но это люди. Это барьеры, которые мешают потом людям работать, а родители боятся насчет трудоустройства своих детей", — написала murzagalieva_diana.

"Образование — это боль наших сердец! 4 года отсидел мой сынок, и никаких результатов", — поделилась galinamolchanovan.

"Что уж говорить о высшем образовании, если не допускают к школе. Какой толк от академических знаний, если ребёнок сидит дома, а значит, не социализирован, не адаптируется. В этом случае и ситуативное мышление не развивается, ребёнок ограничен в получении опыта жизни в обществе. В результате и ребёнок дикий почти, и общество дикое, т.к. не видит проблем таких детей, не сочувствует, не умеет помогать, а только смеяться и отталкивать", — утверждает galiya_sergalieyva.

Попасть в обычную общеобразовательную школу ребёнку с инвалидностью действительно может быть непросто, несмотря на то, что процесс поступления довольно понятный.

Шешембекова рассказывает, что ребёнок с инвалидностью в Казахстане может поступить в обычную общеобразовательную школу по месту жительства, но для этого родители должны заранее обратиться в школу, встретиться с директором и педагогами, чтобы обсудить необходимые условия для обучения.

Затем нужно обратиться за психолого-медико-педагогической консультацией (ПМПК), которая оценит индивидуальные потребности ребёнка. ПМПК вправе дать рекомендации по форме и условиям обучения, по каким программам ребёнку будет удобней и комфортней учиться, может порекомендовать педагога-ассистента для сопровождения. На основе этих рекомендаций школа получит финансирование и сможет подготовиться к приёму ученика с инвалидностью.

"Механизмы, которые позволяют школам создавать условия для включения детей с особыми образовательными потребностями, в Казахстане есть. Однако многое зависит от личности руководителя. Его позиция напрямую влияет на весь коллектив: если директор поддерживает инклюзивное образование, школа начинает постепенно выстраивать соответствующую среду. Даже если раньше у школы не было подобного опыта, за 3–5 лет может сформироваться устойчивая культура инклюзивного обучения. Но если этого понимания нет, то весь процесс очень сложно наладить", — объясняет Шешембекова.

Как учатся дети с инвалидностью в обычных школах?

Впрочем, даже если ребенок с инвалидностью всё-таки попадёт в школу, это ещё ничего не значит. Например, 16-летняя Полина, у которой кохлеарный имплант поступила в первый класс, когда ей было 8 лет.

Справка: Кохлеарный имплант — это медицинское устройство, которое частично имплантируется в ухо и позволяет людям с тяжёлой или полной потерей слуха воспринимать звуки. В отличие от слухового аппарата, который лишь усиливает звук, кохлеарный имплант напрямую стимулирует слуховой нерв с помощью электрических импульсов. Он состоит из двух частей: внешней (речевого процессора и передатчика) и внутренней (имплант, установленный хирургически). Устройство помогает распознавать речь и звуки, но не возвращает слух в полном смысле — восприятие требует длительной реабилитации и обучения.

Её мама — Юлия Андриященко, председатель общественного объединения детей с нарушениями слуха рассказывает, что с 3,5 лет дочь занималась в кабинете коррекции, и уже к началу школы прошла всю программу первого класса.

Затем она пошла в нулевой класс, чтобы освоить школьную среду, привыкнуть к коллективу и подтянуть словарный запас, который у неё был меньше, чем у её ровесников, так как до трёх лет она не слышала.

Юлия Андриященко с дочерью Полиной. Фото предоставлено спикером

"Раннее вмешательство — крайне важно. Мы начали в 3,5 года, и это достаточно поздно. Как только открылся первый кабинет, мы сразу туда пошли. Занимались каждый день. Знаю, что сейчас кабинетов и специалистов на всех желающих не хватает и дети занимаются 2–3 раза в неделю, а этого недостаточно", — говорит Андриященко.

Она отмечает, что возможность учиться в общеобразовательной школе требует очень больших усилий от семьи:

вовремя диагностировать,
начать заниматься в кабинете коррекции,
подключать педагогов,
договариваться с администрацией.

Однако, инклюзия — это очень важно: от того сможет ли ребёнок оказаться в благоприятной среде, зависит всё его будущее.

"У нас основные трудности в начальной школе были связаны с ограниченным словарным запасом. Учителя этого не учитывали, адаптированной программы не было. Например, однажды, на СОРе (суммативное оценивание за раздел — прим. редакции) она не поняла слово "гололёд" и не смогла выполнить задание, пока дефектолог не объяснила ей, что это такое. Но в целом учителя шли навстречу", — рассказывает Андриященко.

Проблемы у Полины начались с 5 класса. Учителя не понимали, в чём особенности: Полина говорит и слышит, как и все остальные дети. Но в реальности, каждые полгода ей требовалась перенастройка аппарата, и к этому времени она начинала хуже слышать и распознавать речь. Кроме того, её проблемы со словарным запасом никуда не делись.

"Инклюзия для детей, во всяком случае для детей с нарушением слуха, в старших классах практически отсутствует. Сейчас Полина учится в 9 классе, добавилось много новых предметов, объём информации вырос, а программа не адаптирована. Например, на английском включают аудиозаписи с ноутбука, а её аппарат с трудом распознаёт звук с электронных устройств. Она не понимает задание, пишет СОР, получает плохие результаты и очень переживает", — объясняет Андриященко.

Мама девочки вспоминает, что когда они проходили консультацию в ПМПК перед поступлением в школу, она просила комиссию указать в заключении, что Полине нужна адаптированная программа.

"Но нам тогда сказали, мол, в таком случае мы должны указать, что у неё "задержка психического развития", хотя этого нет и основная проблема — только в распознавании речи. Мы отказались. Тогда нам посоветовали договориться со школой об адаптированной программе, но там сказали, что ребёнок тянет обычную программу и значит ничего не надо. Но программу может быть и тянет, но я не хочу, чтобы это привело её к эмоциональному выгоранию, ей даётся всё намного сложнее", — говорит Андриященко.

Впрочем, по её словам, другие родители детей с нарушениями слуха вообще не могут попасть в школы: их отправляют в коррекционные учреждения.

"Хотя таким детям очень нужна речевая среда — если они попадают в "коррекцию", начинают использовать жесты, и имплантация теряет смысл. Жаль, что не все руководители понимают, что это такое. У педагогов и директоров не хватает знаний в этой области. Думаю, если уж запускается такая большая программа, нужно обучать людей, которые будут в ней работать", — считает Андриященко.

Почему инклюзивные классы нужны не только особенным детям?

Вообще социальная модель инвалидности, которая в том числе обеспечивает и доступ к образованию, во всём развитом мире пользуется популярностью неспроста.

Дело в том, что именно социальная модель позволяет государству не только снизить затраты, но и повысить эффективность вложений в долгосрочной перспективе.

Вместо того чтобы тратить ресурсы на содержание специализированных учреждений и пособия для людей, исключённых из жизни общества, государство инвестирует в доступную инфраструктуру, инклюзивное образование и универсальный дизайн.

Это не только дешевле, чем параллельные системы, но и возвращает в общество активных участников: люди с инвалидностью получают возможность учиться, работать, платить налоги и вносить вклад в экономику. Таким образом, социальная модель не просто гуманнее, но и выгоднее. И не только для системы.

"Инклюзия — это про всех, кто не вписывается в общие рамки. Когда в классе учатся разные дети — эмпатия, толерантность и человечность выше. Это прививка от ксенофобии, неприятия и ненависти. Условие для безопасности и стабильности. История фашисткой Германии показывает, что великая трагедия началась с отделения "непохожих", тех, кого было меньше — людей с инвалидностью, другой национальностью, сексуальной ориентацией. Ненавидеть легче тех, кого ты не видел и не знаешь", - объясняет Галина Деревенченко.

Она говорит, что у ребёнка с инвалидностью, который учится в спецучреждении, практически нет шанса научиться жить в обществе — там его окружают такие же дети, и они не видят другого мира, не социализируются.

То, что у ребёнка с инвалидностью очень мало шансов на успех, если он окажется в изоляции, подчёркивает и Мурзалинова-Яковлева.

"Любой ребёнок развивается, наблюдая за окружающими, копируя поведение — и дети с особенностями не исключение. Если ребёнок находится в принимающей, эмпатичной среде, где взрослые поддерживают, у него гораздо больше возможностей перенимать социальные навыки, пробовать новое и развиваться, не встречая внутреннего сопротивления. Для этого важен именно нейротипичный социум, но позитивный и поддерживающий", — уточняет она.

Деревенченко видит большую проблему во взрослых, чем в детях:

"Неприятие и сопротивление больше присуще взрослым, чем детям. Для детей разнообразие естественно, как воздух. Обществу, несомненно, сложно. Годами люди с инвалидностью учились в специализированных учреждениях (те, кому повезло получить образование), работали на специализированных предприятиях — жили своей изолированной жизнью. Многие не выходили из дома, никогда не были в театрах, не становились депутатами или актёрами".

Эксперт также добавляет: общество как будто не видит таких людей, а значит их как будто и нет.

"Чтобы это изменилось, — добавляет Галина, — нужно присутствие и включенность. Школа — это ступень, с которой может начаться старт нового, более толерантного, поколения. Для этого нужно, чтобы дети с инвалидностью учились с обычных школах, чтобы наравне с другими участвовали в процессе. Когда это станет обыденностью, тогда остальные научаться не героизировать людей с инвалидностью, не жалеть их, а относится с достоинством и видеть в первую очередь человека, а не диагноз".

В ближайшее время редакция также разберёт другие аспекты инклюзии в Казахстане и проблемы, которые в них есть: трудоустройство людей с инвалидностью и доступ к медицине.

Закон есть, гуманности нет: почему в Казахстане продолжают убивать бездомных животных